--->>>Дворцовый сад
При первых словах, Фуюми даже и не радовалась. В её сердце больно кольнула, и она даже побледнела. Фуюми нажала на кнопку и открыла окно, вдохнув свежий воздух. Потом Кёя сказал про пол его избранника, но собственно Фуюми было не так важен пол, сколько сам человек. Она вздохнула, а затем улыбнулась.
- Кёя, мне не важен пол. Главное, что бы ты из-за него не страдал, потому что иначе я его не прощу. - Девушка улыбнулась ему и потрепала его по голове, а затем её голову сново посетила мысль. Она вспомнила про подарок и открыла сумку, начиная в ней копаться. Наконец она извлекла из сумки коробочку завёрнутую в цветную фальгу с синим бантиком. А после она протянула ему подарок. За фальгой скрывался футляр, а за ним скрывались очки с серебряной оправойю Фуюми улыбнулась и откинулась на спинку кресла.

Отредактировано Fuumi Otori (2008-03-19 22:34:58)

---------- Кёя, Рен --------- Больница
В машине почему-то оказалось душно. Возможно, это просто разыгралось воображение, но дышать стало труднее. Рен резко снял и без того ослабленный галстук и удрюпался на сидение. Говорить не хотелось. Раздражение, порожденное головной болью или головная боль порожденная раздражением не давала губам растягиваться в обычной вежливой улыбке. Тот оскал, который у него вышел с третий попытки, после короткого взгляда на свое отражение в стекле, он решил все-таки стереть с лица, плотно сжав губы. Выражение получилось надутым, но за это успокоительным и антидепрессантами кормить не будут, шарахаться тоже.
Рука, под предлогом убирательства навязчивой челки, пыталась разгладить засевшую между бровей морщинку раздумий. Свой беззаботный вид он любил гораздо больше. Кроме того, в таком виде он внушал не слишком лестные подозрения по части собственного интеллекта, а это его устраивало. А что думать-то, итак всё ясно, как два пальца! Решив-таки разбить тишину, вызванную его напряженным молчанием, Рен, рассматривая находящийся за окном вид, нарочительно спокойным голосом начал:
- Так ты ничего не сказал про свой праздник. Как все прошло?
Где-то внутри по-прежнему крутился псих все бросить, вызвать свою машину и поехать домой. Уж слишком ему не нравилась мысль торчать где-либо не на своей территории, кроме того он плохо выглядел и был не вполне адекватен. Но во всем этом был определенный плюс. Заявление о том, что они не едут сейчас домой не дало ему расслабиться, а как следствие этого раскиснуть. Во рту, как вследствие стресса пересохло, но с этим пока можно бороться обильным слюнеглотательством. Руки дрожали, но их можно спрятать в карманах. Единственное, что ему по-настоящему не нравилось в своем теперешнем внешнем облике - это несколько затравленное выражение глаз, скрыть которое едва ли помогали ресницы.

В ушах послышался неприятный звон и Рен ненадолго потонул в этом звуке, лишь краем сознания ловя отдельные Кёины слова. Общая картина не складывалась. Все было даже не путано, а как-то слишком.
- Почему? - этот вопрос всегда к месту. Его главная способность проявлять интерес. А человеку всегда приятно поговорить о себе любимом. Единственное Рен опасался, что не дослушал до конца его речь, а потому вопрос мог прозвучать ошарашивающе. "Ну,в общем, лично для меня вечер не задался..." - Не задался? Что-то случилось?? - Морщинка залегла ещё глубже и Рен как-то совсем по-детски, наивно и внимательно, стал всматриваться в такое родное лицо. Ему по-прежнему было страшно. Не задался? А как назвать его вечер? Новость о смерти отца, взрыв поместья, больница. Это как назвать? Более того, вполне возможно, что это только начало. А Кёя... Он же рядом со мной! А если... если... Его сердце оплела паника, своими гибкими и шипастыми руками. Оно нервно билось, как какая-то пуганая птичка в клетке, каждый раз получая раны о колючие прутья. Только не это... Он был слишком напряжен, об этом говорила начавшие ныть поясница и шея. В его жизни всегда находилось место для "слишком". Возможно в этом-то и вся проблема.
- Только на пятнадцать минут... потом я уйду, - юный Такатори сам удивился откуда у него силы говорить так безразлично. Ещё одно слишком. Он слишком многое сейчас испытывает. Ему страшно, не только от пережитого кошмара, но и потому, что из-за него может пострадать Кёя и не только он. Ему больно. Несмотря на то, что события стерли какую-то необходимость оплакивать случившееся, шок, породивший странное спокойствие, уходил, оставляя леденящий ужас и тупую боль. Ему совсем не хочется оставаться в одиночестве, но и желание показываться в таком виде, нет. Он просто хочет быть ближе к Кёи, но... Почему снова появилось какое-то "но"? Делится тем счастьем, которое у него имело место в душе, совсем не хотелось с таким любимым, у которого и так "вечер не задался". - Я устал, кои, - действительность, облеченная в слова, стала ещё усилений давить на его плечи. Машина ехала, издавая ровный звук двигателя, под который неожиданно сильно хотелось уснуть. Рен усилием воли заставил себя расслабиться и перетечь в горизонтальное положение, уложив многострадальную голову к Кёи на коленочки. Тут же почему-то вспомнилась недавняя его ласка, и рука рывком направилась к щеке, на которой теперь алела короткая царапина.
- Отвратительно?.. – разговор в замедленной съемке отмотался назад. Это он про что?

Отредактировано Рен (2008-04-17 20:22:10)

Усталость моральная, физическая, почти мысленная брала свое, но заснуть он не мог. Слишком напряжен. Даже сейчас, лежа у него на коленях, радуясь его почти мимолетной ласки. Говорить снова было лень. «Зато, я узнаю Рена…»? Почему же я себя не узнаю? Голова болела, как-то особенно настойчиво пытаясь свести его с ума. Усталость? Нет, это даже не усталость, это какое-то временное оледенение. Рен закрыл глаза, честно делая вид, что спит. Шум мотора успокаивал, а вот место назначения наводило на сомнения. Хорошо, что Кёя вроде бы не собирается тащить меня вовнутрь. Машина довольно неожиданно остановилось, прерывая Кёю на середине фразы, а Рена от созерцания собственной ладони. Когда-то он увлекался подобной ерундой. Гадания всякие. Постепенно отрекаясь от каждого, не находя ничего в них интересного, а вот хиромантия… Было в ней что-то кроме занятного названия. Судьба, отпечатанная в ладонях? А почему нет? Рен не верил в судьбу, но верил в карму. В своё понятие кармы. Но, несмотря на это он знал, что тело человека, его лицо, черты, морщинки – все выдают характер, привычки, род занятий - так почему бы руке не выдавать что-то судьбоносное? Ну, или кармическое… Когда-то он прекрасно изучил все свои линии с книгой в зубах, после чего сходил к гадалке… Надо признать, что предсказания не слишком разнились, но об этом позже. Сейчас он уже лежал на пока ещё теплом, от Кёи, сидении, следя за секундой стрелкой. Он не сомневался, что Отори придет через пятнадцать минут, он просто ждал этого момента. Одна… две… три… Секунды текли необычно медленно, они просто не могли так медленно течь! Десять… одиннадцать… Страх, абсолютно иррациональный захватывал его сердце, заставляя тело сжиматься в маленький, беспомощный комочек. Тридцать пять… тридцать шесть… тридцать семь… Рен ненавидел себя за эту слабость. Не сильно, но ненавидел. Отцу бы не понравилось такое поведение, но отцу многое не нравилось. Казалось, он боится наказания, но это было не так. А самое обидное было то, что страх был иррационален, и Рен это прекрасно знал, но ничего не мог с собой сделать. Сто пятьдесят один… сто пятьдесят два… Он боялся думать, боялся оставаться один, жалел, что не пошел с Кёей и знал, что это будет лишним. Рен считал… Это отвлекало от мыслей, отвлекало от непонятного страха. А вдруг он не вернется? Двести семьдесят восемь… Уйдешь. Двести семьдесят девять… А если я не хочу? Двести семьдесят десять… тьфу, ты! Двести восемьдесят… Тогда жди! Сознание не двоилось, просто внутренний собеседник, такой наверняка есть у многих, особенно тех, кто или скрывает свои мысли, или просто редко с кем-либо разговаривает. Рен разговаривал сам с собой, считал секунды, глядя на стрелки часов, и ждал. Когда было особенно страшно, он крепко-крепко сжимал глаза, до темных кругов, навязчиво выплывающих из сгустившегося под ресницами мрака. Восемьсот сорок три… восемь сот сорок четыре… Он несколько раз сбивался и заново ловил счет. Дверца машины открылась, впуская зимний холод. Рен сразу же зажмурил глаза. Рядом кто-то примостился. Восемь сот девяносто пять… Восемь сот девяносто шесть… Восемь сот девяносто семь… Восемь сот девяносто восемь… Раздалось пиликание часов. «Едем домой». Рен вздрогнул и открыл глаза. Кёя улыбался, задавляя чувство иррационального страха чувством иррационального счастья. Рен переместился из положения, лежа на сидение в положение, сидя на коленях. Плевать…
- Угу, - тихо буркнул он в темные и дышащие прохладой волосы, пряча голову в изгибе плеча.
------------  Квартира Рена