Улочки в Венеции оживленные, всегда в независимости от времени года: вода в каналах, крики белых чаек и крылья белых голубей, тонкие белые колоны дворца дождей. Он в Венеции уже шестой раз, он видел этот город разным. Серым во время дождя, пустым – ранним утром, когда на улице никого нет, кроме молочников  и зеленщиков, пестрым во время карнавала, с морским запахом и зеленой плесенью на изъеденных водой стенах…. Но почему-то запомнил его она таким, каким видел в первый раз – с невозможно голубым небом и залитыми белым солнцем улицами… Всегда он помнил его именно бело - голубым…. Таким, как сегодня…. Полуденное солнце режет глаза даже через солнечные очки, они сегодня так рано проснулись…. Так странно проснулись…. Легкий взмах головы выбивает ненужные мысли из серебряной головы:
- Нэ, завтра ведь карнавал! -  оббежать вокруг, схватить за руку, подтянуть на себя, заглянуть в глаза, - А у нас ещё даже костюма нету и самое главное, мы не купили маски! Какой же венецианский фестиваль без настоящей венецианской маски?! Но, по счастливой случайности, мы как раз оказались прямо перед магазином, в котором продаются настоящие венецианские маски! Какой сюрприз, правда? – отражение в солнечных очках собеседника говорит ему о том, что его улыбка по-прежнему ослепительна, обворожительна и вообще располагающая, - Ну, так что, идем? – Развернуться на пятках и, не оборачиваясь побежать по стертым камням к немного не приметной лавочке, юркнуть во внутрь, облокотится на дверь, и смотреть на него через стекло, слушая, как медленно затихает мелодичный звон странного дверного колокольчика.

В этой жизни всегда имели место вещи, которые умудрялись его поражать. Эти вещи возникали в самый неожиданный момент, чтобы выбить его из того душевного безразличия в котором он находился большую часть времени. До сих пор не укладывалось в голове, как они могли здесь оказаться. Сбивчатые и далеко не всегда понятные объяснения Рики, только ещё больше вводили в заблуждение, но… так или иначе он был рад. Яркий солнечный свет пробивался сквозь темные линзы очков, в нос навязчиво бился не в полнее приятный запах, но…. Все-таки это была Венеция! Усмехнувшись своим собственным мыслям, он тихо выстукивал свой собственный ритм шагами по мостовой. Легкий стук, ему почти нравится… почти….
- Карнавал? – несколько удивленный голос никоим образом не выражает скрытый восторг. На такое совпадение надеется было просто не возможно. Не возможно, но хотелось. Спокойно глядя в собственное отражение в чужих очках, он ждал продолжения, которое, несомненно, будет иметь место.
- По счастливой случайности? – теперь губы изгибаются в откровенной насмешке, - Только не говори, что ради этого….
Если бы его собеседник его слушал… этот мир наверняка бы перестал существовать. Он всегда слышал только то, что хотел. Пережав плечами, пришлось прийти к мысли, что с него не убудет пройтись в магазин. Только один! Какими бы расчудесными они не были, но походы за покупками реально напрягали.
Стеклянная витрина, с его медленно подходящим отражением, через которое так хорошо, но странно видно среброволосое создание. Колокольный звон заставил слегка нахмуриться. Он не любил резких звуков. Но зато в темноватом помещении можно снять надоевшие очки и с любопытством окинуть взглядом предоставленные экспонаты. Почему-то это выглядит именно так… музейной работой, которую по какому-то чудо можно трогать.
- Зачем тебе маска? Просто для формальности? – он вообще часто задает вопросы, ответы на которые его редко удовлетворяли. Ноздри ловили наполненный занятным запахом воздух, а пальцы уже перебирали попавшийся под руку предмет. Не то, чтобы он хотел его, но раз уж они все равно сюда пришли.

Это место ему всегда так нравилось. Улыбнувшись подошедшему парню, Рика подбежал к ближайшей витрине.
- Маски! О чем ты говоришь? Конечно же, на карнавал нужны макси. Но вообще я тебя сюда привел немножко по другой причине. И вообще, когда же ты поймешь, что в этом  мире существует места, которые я тебе просто хочу показать?! – тонкие, совсем не мужские руки, с хрупкими запястьями и какими-то почти сахарными пальцами благоговея снимают с полки фарфоровую куклу в пышном красном платье, - Смотри какая красавица! – кукла перекочевывает в другие руки, - Или тебе больше нравится эта малышка? – белокурое создание в голубом, странно смотрится в его руках. Одень он платье и ленточки, и будут почти неотличимы. Он бы действительно не пошел за маской, если бы не хотел накладывать на лицо столько макияжа. Судьба последнее время шутит с ним странные шутки, заставляя скрываться, носить личины перед близкими людьми, ломать комедию перед менеджерами, прыгать, выпендриваться и при этом открываться, оставаясь совсем беззащитным наедине с человеком, которого он знает чуть более недели. Или может быть все просто дело в том, что он как любая кукла нашел, наконец, своего истинного хозяина? Странно… всё жизнь он думал, что хочет быть совершенно не его марионеткой. Но даже ты не знаешь, какой я на самом деле.
Странное место, старинное. Много ли таких мест в Венеции? Пережитки прошлого, другой эпохи… прячущиеся от света белых улиц за темно бардовым бархатом портьер и серебристым звоном дверных колокольчиков. Рика молча поворачивается к витрине, делая вид, что рассматривает маски. Даже в отражение стекла, преломленное в красноватом свете помещение, его спутник все также странно красив. Он почти создан для такой атмосферы, со своими черными волосами и непроглядной глубиной его глаз. Не хватает только кружевного жабо и стертого вычурного камзола, и черно-золотого плаща. Серебристый взгляд скользит по темным прилавкам, пока не находит нужную вещь.
- Гляди! Кажется, я нашел твое лицо, - в руках белая маска, несколько черных резких линий, на белом фарфоре, строгий черный кант и подводка. Ничего лишнего, но в тоже время…. – Это ведь действительно твоё лицо или хочешь поискать другое? – маска ложится на прилавок. Хозяина за ним не видно, но Рика прекрасно знает, что старый мастер просто опять сидит в своей каморке, дожидаясь пока юные бездельники выберут себе личину и, не желая тратить на них времени больше, чем просто выписав на них чек. И то сказать, что Рике ещё повезло, ведь были такие, которым мастер не продавал свои маски.

Он так многое ненавидел в этом мире, так малое находило в его сердце какое-то отражение, и вообще, чаще всего, ему было просто скучно. Скучно вставать, есть, ходить, смотреть – скучно жить. Не настолько, что он был готов расстаться с этим лживо веселым миром, в котором он обитал большую часть времени, но иногда… довольно часто, если честно, … глядя в небо, он желал, лишь одного - чтобы все это взорвалось к чертовой матери, не оставив ничего. Совсем ничего. Пустоту. Точно такую же, которую отражали глаза красивой куклы перекачивавшей из его рук к нему. Беспардонно перевернув даму, юноша стал с видимым интересом разглядывать множество юбок и кружевные панталоны. Тонкость работы рук и лица вызывают желание рассмотреть скрытое в бархате тельце, но раздевать несчастную он не стал, позволив приятной на ощупь ткани сохранить секреты хозяйки. Его темные глаза ловят взгляд стеклянных глаз из-под искусственных ресниц. Хотя я был не прав. В этих глазах нет ничего пустого, кроме моего собственного отражения. Красивый, лучистый, радостный взгляд, высокомерно вздернувший свой курносый носик куклы. Пальцы осторожно касаются её лица, гладкого и прохладного, проводят по почти живой, нарумяненной щеке, касаются век, прикрывая глаза, трогают маленькие пальчики.
- Ненавижу кукол, - спокойный голос, безразличные интонации, не соответствующие почти нежным движениям, с которыми он садит куклу на ближайший прилавок. Думается, она дождется своего хозяина, того кто купит её, будет заботиться, ухаживать, любить, отдавать по крупинкам свою душу, если таковая ещё имела место. Он сомневался, что его душа все ещё покоилась в этом теле. Поднимая глаза, юноша видит очередную, на этот раз светловолосую, куклу в его красивых руках, - Говорят, у каждой из этих кукол есть свой реальный прототип. Не хотел бы стать такой моделью? Из тебя бы вышла красивая кукла. Возможно, даже лучше, чем эта.
И зачем он каждый раз расточает комплименты? Хотя с его стороны, больше похоже на простую констатацию факта. Он сам красивый, это ему сообщали не раз, а потому чужая красота не восхищает, но и не завидует. Предпочитая ей просто любоваться, молодой человек никоим образом не умалял её заслуги, даже наоборот. Красота ему нравилась, а вот совершенства он ненавидел.
Мысли прыгали. Чехарда из возвращения к утру, планов на вечер, мостовой, его реплик, которые в его голове вставали в совсем не том порядке, в котором произносят их эти губы. Сейчас он просто рад от отсутствия необходимости улыбаться. Просто счастлив тем, что он в Венеции. Просто хочет попасть на карнавал.
- Неужели у меня такое пустое лицо? – в голосе проскальзывает легкая обида, - Никогда бы не подумал… - подойти ближе, протянуть через него руку к оставленной маски, взять… - Собственно, мне почти все равно, - …пробежать пальцами по поверхности, перевернуть с видимой любовью сделанный предмет, и осторожно, глядя в пустые глазницы, приложить к своему лицу. Никаких особо неприятных ощущений не возникло. Более того, её прохлада приятно расходится по кожи.
- Позволяю тебе выбрать самостоятельно… - именно так «позволяю». Каждый должен заниматься своим делом, каждый должен делать то, что умел лучше других. Простая логика оптимизации процесса общественного производства, в котором он никак не мог найти себе место, - В конце концов, я всегда хотел попасть на венецианский карнавал, и там нужно что-то лучшее, чем привычная маска, как думаешь? -  мечты, произносимые с насмешкой. Ничего не значащие мечты, ничего не оставляющие за собой мечты, не приносящие удовлетворения мечты, но… сейчас он был почти счастлив.

Улыбка тает на красиво очерченных губах вместе с блеском.
- Кукла? Из меня? – в руках новая игрушка, ещё одно совершенное творение, увитое кружевами и шелковыми лентами, сказочный принц с черными кудрями, а рядом с ним белокурая принцесса в голубом, - Хм…. Как интересно. Знаешь, - руки поднимают кукол наверх, к свету, выше над головой, чтобы казалось, будто этих малышек освещает рампы софит, - Я уже модель. Где только ей не был. Но, если ты хочешь, я могу стать твоей куклой. Красивой, фарфоровой, с кружевом, лентами, в обитой шелком коробке. Но ты ведь этого не захочешь, нэ?
Серебристые волосы падают на глаза, скрывая настоящие чувства, когда он поднимает голову на лице опять легкомысленная улыбка.
- Я, пожалуй, куплю эту парочку! А ещё комплект одежды к ним спрошу. Уверен, у старика Доменикуса он имеется, а уж увидев нас, он просто не сможет мне отказать.
Выражение лица описывается английским словом smile. Только выражение лица. Эти гастроли похожи на сон. И не скажешь с первого раза, дурной или хороший. Просто жизнь, похожая на сон… Вот бы он не кончался…К сожаления это не возможно.
Красивая парочка опускается на прилавок рядом с кассой, после чего начинается его гуляние по магазину с веселой и поучительной лекцией про фламандское, бромбатское и миланское кружево с попутным отбором понравившихся вещей. Горка покупок на прилавке растет, что не удивительно, ведь на карнавал понадобится множество вещей, а подобные предметы, да еще и такой тонкой работы можно найти только здесь.
Перед витриной с брошами для шейных платков Рика замирает, увидев одну с темно-лиловым александритом. Как красиво, и как подходит ему..
- Глупый…- пальчики благоговейно вытаскивают изящную вещицу из ее углубления, - Твое лицо не пустое, не может им быть. Ты что не смотришься  в зеркало? Или просто не замечаешь, сколько в нем на самом деле жизни?
Движения легкие и невесомые, словно пыльца с серых пыльных крыльев ночных бабочек. А он и есть бабочка, и именно ночная…Требовательный, но молящий взгляд. Он не знает о чем он просит, может просто…Пальцы нежно проводят по щеке, касаются губ, опускаясь на шею…
- Не говори никогда таких глупых вещей, к тому же эта маскам  не пустая, в ней куда больше жизни, чем в некоторых, - пальцы очерчивают кромку воротника, зарываются в волосы на затылке, притягивают для поцелуя. Потребность постоянно касаться этого человека, чувствовать его вкус, ощущать его…. Это становится похоже на наркотики. Каждый раз ему хочется все больше и больше, и он идет на поводу, просто увеличивая дозу. Прямо как сейчас. Поцелуй затягивается, становится жадным, поэтому Рика резко отстраняется, тяжело дыша и пытаясь выровнять дыхание. Вредный старикашка его не простит, если увидит подобное:
- Прости, - это не мешает ему облизнуть напоследок припухшие губы любовника, - но придется потерпеть мне до возвращения в отель. А ещё, - взгляд становится лукавым, как у бесенка, - Данна-сама точно уверен, доверяясь мне целиком и полностью?
На самом деле, Рика уже нашел маску, которая подойдет идеально, собственно, это парная маска. Возле самой кассы, в самом темном и незаметном уголке, старый подлец припрятал настоящее сокровище. Два белых лица, по краю отсрочка шелком, половина черным, половина белым. Нет ни перьев, ни камней, простая кружевная тесьма на завязках. Маски как отражения друг друга. Одинаковый черно-белый узор симметрично отражается на обоих. Только вот одна светлая, а другая темная. Черно белая фотография и её негатив. Не успел Рика подтолкнуть второго парня в этот темный угол и показать ему это чудо - творение, как из-за занавески послышалось кряхтение, шарканье, покашливание и наконец-таки громкое сморкание. После такого музыкального сопровождения пыльные портьеры явили на свет скрюченную фигуру маленького хозяина. Надо сказать, старикашка действительно обрадовался увидя его, но ещё больше он обрадовался сумме снятой с карточки. Комплект одежды для кукол действительно нашелся, причем где-то в каморке, куда старик уволок свои творения, после чего вынес уже в коробках. И что за любовь у старых венецианских мастеров каждую свою безделушку сложить аккуратно в коробочку, а уже только потом вернуть покупателю, прочитав предварительно лекцию по уходу. Маски он продал… все-таки. Как предполагал Рика, старый пень уперся и не отдавал чудо до тех пор, пока не разглядел хорошенько того, кому предназначалась вторая маска. После этого зануда недобро усмехнулся и продал-таки обличия, подарив при этом сомнительные рисунки костюмов, которые должны идти к этим маскам. Ну, что тут скажешь?.. Портному в два раза меньше работы. По непроницаемому лицу парня Рика не мог определить доволен он покупкой или нет, но когда они вышли из магазина обратно на живую светлую улицу в глазах явно было облегчение. Счастливо махая лапкой и поцеловав в награду вредного буку, Рика объявил, что с магазинами на сегодня всё, после чего не удержался и открыл коробку с куклами, чтобы посмотреть на них ещё раз. Повисло гробовое молчание, сменившееся почти истерическим хохотом. Ясно, что старикашка так долго делал в подсобке. Теперь у принца были фиолетовые глаза, а у его принцессы светло-серые.

Внимательные темные глаза фиксирует любое изменение поведения, отражение слов, резкость или плавность жестов, но тело отказывается на них реагировать. Что он на это может сказать? Он и со своей-то жизнью не может разобраться, нужна ли ему чужая? Может ли он о ней позаботиться, если свою сжигает к чертовой матери? Все что он мог дать среброволосому мальчику это огонь, в котором горело его настоящее, прошлое и будущее. Не завидный подарок, не так ли?
- Я же сказал – не люблю кукол, - движение вперед, к нему, незавершенное и, слава богам, не замеченное. Мы в ответственности за тех, кого приручаем, но ответственны ли мы за собственную прирученность? – Ты не фарфоровый, ты живой и настоящий, - голос незаметно спустился до полушепчащих ноток, - Лично мне это нравится.
Зачем делать хорошее лицо при плохой игре? Впрочем, мне самому не помешало бы следить за своим языком. Краем уха, слушая переливчатую речь Рики, он подходит к отложенной к кассе покупке. По правде говоря, до жути его раздражающей…. Куклы, ещё одни куклы, возможно… - темноволосая голова упрямо тряхнула собственными патлами, лишь для того, чтобы не заканчивать начатое. Не сейчас.
- Ненавижу зеркала, - на самом деле стоило сказать «ненавижу своё отражение», но это все равно, что напрашиваться на словесный поток по поводу его внешности, а разговоры об этом он не любил. Кукла. Не живая, злая кукла. Ей щедрые хозяева покупают красивые одежки, как для настоящего принца, строят игрушечные дома, похожие на сказочные замки, дарят игрушечные машинки, ищут таких же игрушечных друзей. Кукла, в обязанности которой входит только слушаться и улыбаться. А он не мог. Он ненавидел одежду, сшитую ему на заказ, дома, построенные для него, возле таких же домов влиятельных детей, с кем когда-нибудь в будущем придется сотрудничать, будущее, старательно подготовленное для него родителями, то есть я хотел сказать хозяевами. Сбежавшая кукла в огромном кукольном городе, в кукольной лавке.
Чем дальше в его голове раскручивалась по спирали эта мысль, тем больнее ему было, тем тяжелее дышать. Облокотившись на какую-то стойку, он жадно ловил изменивший своей плотности воздух. Сребровласка мелькнула где-то совсем рядом, заставляя легко вздрогнуть от нежданных прикосновений. Он не любил, когда его трогали, особенно без спроса, но сейчас был рад ухватится за такого рода соломинку. Поймав его руку своей, буквально на пару мгновений, только для того, чтобы улыбнувшись, скрестить их пальцы, и, поцеловав самые кончики, отпустить …. Боже, что он со мной делает? – мысль успевающая проскользнуть где-то в мысль как раз в тот момент, когда его лицо оказалось совсем близко… в самой зоне доступа.
Так приятно задыхаться не от огромного комка где-то на уровне горла, а просто от его жаркого дыхания. Так жизненно необходимо обхватить его за талию, прижаться ближе, как-то медленно раскрыть его губы своими… или все-таки наоборот? Мысли путались, смытые жаркими прикосновениями. Он как всегда себя не контролирует, а Рика… то ли его дразнит, то ли сам дразниться, но скорее и то и то. Теперь дышать ещё труднее, но удушающее чувство затаилось до другого раза.
- До отеля… - проговорить это беззвучно, пробуя губами вкус слов. Жадность не хотела отпускать сребровласую провокацию, но ещё чуть-чуть и он забудет, где они и зачем. Не то, чтобы он считал это таким уж страшным, но…. Облизнув губы, он соизволил обратить внимание на явившегося пред их ясные очи хозяина лавки. Отвращение, появившееся при прослушивании издаваемых им звуков, совсем не исчезло от взгляда Доменикуса. Есть вещи, которые не нравятся сразу и навсегда. Старика он автоматически отнес к таким. Отвратительная внешность плюс взгляд… внутренне поежившись, юноша отступил дальше в тень, куда до этого пытался подтолкнуть Рика. Ему не нравился этот взгляд. Внутренне шипя, испытывая явный дискомфорт от взгляда старого педофила, он лишь сильнее вздернул подбородок, демонстрирую миру упрямую складочку все ещё припухших губ. Дай мне повод - говорили они. Но старик промолчал. Оставив Рике улаживать дальнейшие дела покупки, юноша переместился ближе к выходу, к стеклянной витрине, за которой жил город.
- В покупках тебе нет равных, так что уверен, - запоздало ответил юноша. Он мало, что забывал и чаще всего внимательно слушал, но… иногда отвлекался на более интересные дела, чем процесс ответа. Хотя… вопросов не забывал.
Наконец-то свобода. Светлые улицы города, солнце, от которого он обычно скрывался под темными линзами очков, пернатые жители города – все не связанное с куклами, не сказано радовало. Они едут домой. И когда только безликий номер отеля успел стать домом, а дом темницей? В груди зашевелилось неприятное предчувствие, только усилившееся при взгляде на группу в темных строгих костюмах так не вязавшихся с внешней обстановкой. Его нашли? Довольно быстро надо признать. Хотя, похоже, они просто вычислили, за чьими гастролями он следует. Делая вид, что он совсем не замечает не самой приятной ему компанией, юноша старательно обращал внимание на своего любовника, смех которого не остался незамеченным.
- Что такое? – внимательный взгляд в раскрытую коробку. В первый миг он не сразу понимает, что именно его раздражает, а потом горло разрывают ряд всевозможных ругательств на почти всех европейских языках в сторону старого извращенца. Всегда удивлялся от чего маты – это первое, что запоминает иностранец из незнакомого ему до этого языка. Маты и обычные «спасибо-здрасти-досвидания».
- Поздравляю… нас окуклили…. – уже более спокойный вздох и менее злые движения. В конце концов, это не так важно. Рика ещё не знает, но нежданные каникулы уже закончились. Оставалась маленькая надежда, что «эти» в нерешительности будут топтаться невдалеке от них ещё хотя бы день, но… - Пойдем уже до.. в отель.